Владимир Пушкарь: «Земная кора и есть самый большой геологический документ»

Профессор, доктор географических наук, главный научный сотрудник института геологии ДВО РАН Владимир Пушкарь больше 50 лет посвятил геологии, а точнее одному из ее фундаментальных направлений — палеонтологии. Ему удалось составить зональную шкалу осадочных пород юга Приморья за последние двадцать пять миллионов лет. Накануне Дня геологов, который россияне отмечают в начале апреля, Владимир Степанович рассказал «Приморской газете» о том, как стал геологом, почему приехал на Дальний Восток, и о том, как маленькая одноклеточная водоросль победила тягу к космосу и интерес к динозаврам и стала объектом его научных изысканий.

С мечтой о космосе
Ученик 4-го класса Владимир Пушкарь твердо знал, что станет астрономом. Больше всего он любил наблюдать за звездами. Сам смастерил телескоп, в который удалось разглядеть горы на Луне. Популярная фантастика подогревала интерес к внеземным цивилизациям. Но лекции известного палеонтолога Ивана Ефремова изменили планы. По словам Владимира Степановича, он вдруг понял, что гораздо интереснее изучать, как зародилась жизнь на Земле.

—  Я выбрал профессию палеонтолога и поступил на  геологический факультет МГУ, став в результате не астрономом, а геологом. Об этом не жалею, потому что до сих пор работаю с увлечением, — рассказывает Владимир Пушкарь.

Да здравствуют диатомеи!

— Один из величайших геологов современности, академик Владимир Меннер объяснил нам, что если мы станем специалистами по динозаврам, то нам вряд ли найдется место в геологии, — вспоминает Владимир Пушкарь. — Динозавры — маленький эпизод в развитии Земли. Но есть группы организмов, например, диатомеи, которые имеют   широкое распространение на планете. По их останкам можно изучать геологические процессы, происходившие на Земле. Я выбрал диатомовые водоросли, потому что считал, что низшие растения находятся у истоков зарождения жизни.

По рассказу ученого, диаметр створки диатомеи — 20 микрон. Это 20 тысячных частей миллиметра. Только под микроскопом можно увидеть, что маленькая клеточка окружена очень твердым кремниевым панцирем, который сохраняется в осадочных породах миллионы лет.

В Охотском море распространены диатомовые илы, в одном грамме осадка которых — до миллиарда этих раковин, поясняет профессор Пушкарь. Они классифицированы, имеют видовые названия, известны экологические параметры их существования, их роль в пищевых цепях экосистем. И поскольку эти одноклеточные чутко реагируют на внешние условия, они дают большую информацию о среде, в которой происходило накопление осадочных толщ, то есть шло формирование материков.

— Мы видим в окрестностях Владивостока горные породы, но нужно знать и время, когда они образовались. Если это вулканические породы, значит, было извержение лавы. Потом под воздействием природных факторов порода разрушается, и дождевыми потоками  в виде песка она вымывается и попадает в реки, море. Там эти породы тоже сохраняются, они содержат ископаемые остатки — раковины диатомей, которые являются своеобразными маркерами: когда мы их находим в тех или иных пластах, то можем определить возраст этих пород, — говорит профессор.

Владимир Степанович шутит, что когда-то мечтал изучать глубины вселенной, черные дыры, астрофизику, а победила маленькая одноклеточная букашка.
— На планете количество изученных существ составляет полтора-два миллиона, а на самом деле их 15 и больше. Даже среди диатомей мне довелось открыть 2-3 новых вида, — говорит Владимир Пушкарь.

Школьники Дальнего Востока придумали, как оперативно диагностировать рак и локализовать разлив нефти

В поисках романтики
В нашем представлении геолог — это такой бродяга-романтик, с рюкзаком, в штормовке,  и жизнь его — бесконечные дороги, экспедиции. А счастье геолога заключается в открытии  новых месторождений. Это верно для геологов-разведчиков. А есть ли романтика в жизни геологов-палеонтологов? Ведь проходит она в кропотливых трудах за микроскопом.

— Любой геолог должен ездить в экспедиции, потому что он имеет дело с геологическим документом. На пустом месте исследования невозможны, — объясняет Владимир Пушкарь. — Для геолога не важно, кто он — палеонтолог или геофизик, он должен увидеть объект, геологический документ. А что такое геологический документ? Это порода, которая несет геологическую информацию.

По словам профессора, первая геологическая информация связана с формированием земной коры вулканическими породами. Этой информации  около 4 миллиардов лет.  Земная кора и есть самый большой геологический документ. А палеонтология — это база всей геологической науки, стратиграфии, тектоники и еще 200 направлений, которым она помогает этот документ расшифровать, то есть определить происхождение и возраст пластов и горизонтов. 
— Возраст пород мы определяем по эволюции организмов, которые имели свои временные рамки. Эта информация укладывается в стратиграфическую схему, которая помогает составлять геологические карты, в том числе для разведки полезных ископаемых.

Научный прогресс или 20 микрон изящного кружева
Поменялась ли жизнь современных геологов? Если говорить об экспедициях, она все та же: за спиной рюкзак, палатка да закопченный походный чайник. Другое дело, когда геолог возвращается из полей и начинается лабораторная работа по изучению привезенных образцов. Тут применяются новые технологии высочайшего уровня. Владимир Степанович вспоминает, что в 1972 году, когда он пришел на работу в институт геологии ДВНЦ, копировальные станки были чудом техники.

Низкотемпературные магниты создают молодые ученые Приморья

— Когда появилась жидкость для коррекции опечаток в машинописном тексте, то  это был величайший прогресс, — улыбается Владимир Степанович. — А теперь мы можем измерить миллиардную часть грамма. У нас есть микроскопы, которые позволяют видеть атомы. Увеличение идет в 50 тысяч раз! Наши одноклеточные водоросли при таком увеличении — совсем другая картина. Опаловый панцирь диатомеи — нечто изумительное. Это ажурное плетение, похожее на кружево. Снежинки, которые имеют неземную красоту, не могут даже сравниться с узором раковины диатомеи.

Судьба — исследовать Дальний Восток
Как вспоминает профессор, по окончании МГУ он собирался стать аспирантом института Океанологии, где преподавала его педагог Анастасия Пантелеймоновна Жузе, но ее мужу, академику Александру Александровичу Макарову, предложили возглавить ДВНЦ, и супруги пригласили бывшего студента во Владивосток. Однако когда Макаров поднимался по трапу самолета, у него случился инфаркт. Во Владивосток полетел Андрей Петрович Капица.

Программу очистки бухты Золотой Рог разработали ученые из Владивостока

— Я очень волновался, что мне придется работать во Владивостоке без моего руководителя, Анастасии Пантелеймоновны Жузе, которая осталась выхаживать супруга, а институту геологии ДВНЦ требовался специалист по диатомеям. Да и другого распределения у меня не было, поэтому я все-таки поехал во Владивосток, где и работаю по сей день, хотя меня в 90-е годы настоятельно уговаривали уехать в университет Массачусетса. Говорили: «Ваша наука все равно разваливается». Но я тогда подумал, что лучше я буду передавать свои знания российским студентам, чем поеду в поисках лучшей жизни за рубеж. Думаю, был прав. Мне удалось составить зональную шкалу осадочных пород за последние 2,5 миллиона лет. Эти шкалы — инструмент для геологов, нефтяников, исследователей климата. Все климатические изменения, происходившие за 2,5 миллиона лет, влияли на развитие и существование микроорганизмов. На этом биоклиматостратиграфическом принципе построена шкала, которая может быть использована для прогнозов. К примеру, можно предположить, как поведут себя моря — у нас Берингов пролив то закрывался, то открывался, соответственно, менялась система течений, менялся климат. Такие данные имеют большое практическое значение. И еще один важный момент: нам впервые удалось построить зональную шкалу за 25 миллионов лет. Мы в своем крае выделяем комплексы отложений, которые имеют определенную последовательность накопления. С помощью диатомей удалось уточнить границы между такими структурами и пластами. Это позволяет корректировать геологические карты, следовательно, разведка полезных ископаемых становится более точной.  А это очень важно, когда стоит задача освоения шельфов.